Худрук оперного театра Казани: "Готовлю справки от армии моим танцорам"
- Вы являетесь художественным руководителем театра оперы и балета имени Мусы Джалиля. Почему связали свою жизнь именно с балетом?
– Я родился в Сочи, в 7 лет меня отдали в балетную студию. Педагог сказала, что у меня хорошие данные и мне нужно профессионально заниматься балетом. А кроме того, дед прошел всю войну и, видимо, где-то в Германии увидел фильм с кадрами балета, он очень хотел, чтобы его внук был танцовщиком. Успешно пройдя 2 тура отбора в Москве, я не преодолел финальный, но зато без натяжек поступил в Ленинграде. А уже оттуда по распределению попал в Казань. Сначала танцевал в труппе, а с 1988 года являюсь художественным руководителем театра.
- Не сожалели, что больше не будете выходить на сцену?
– Первое время я пытался совмещать танцевальную деятельность и руководящую. Но быстро отошел от этого, потому что требовалось много усилий, чтобы сформировать балетную труппу, репертуар, найти интересных художников и талантливых балетмейстеров. Кроме того, оставалось 2 года до завершения карьеры танцовщика. Но могу сказать, что выступления на сцене — самые счастливые года, потому что несешь ответственность только за себя и свою работу. Сейчас приходится думать и переживать за весь театр.
- Было сложно начать руководить?
– Да, непросто было переступить психологический барьер. И не только мне, но и артистам. Балетная труппа — узкий круг, где все друг друга знают. Мне нужно было из коллеги и друга стать руководителем, и танцовщики и я сам себя должен был принять в новом качестве.
- Что считаете основным достижением?
– Когда я стал руководителем, была ужасная дисциплина. Артист мог опоздать или вообще не прийти на урок или репетицию. Я стал выплачивать весомую премию тем, кто не опаздывает. Было пренебрежительное отношение к кордебалету, артистов обидно называли «кордяги». Хотя это — основа балета. Сейчас никто их так не называет и даже на гастролях зарубежом все отмечают высокий профессионализм нашего кордебалета. А кроме того, мне удалось создать с нуля казанское хореографическое училище. И теперь мы воспитываем своих молодых артистов балета, которые постоянно добавляют свежую струю в труппу. Ну и удалось преодолеть понятие провинциальности театра. Сегодня наш театр является крупнейшим центром оперного и балетного искусства. Ежегодно балетная труппа показывает по 70 спектаклей в странах центральной Европы. Ежегодный балетный фестиваль имени Рудольфа Нуриева стал настоящим брендом нашего театра.
- Есть какие-то неожиданные для художественного руководителя театра дела?
– Я, например, занимаюсь тем, что готовлю справки, освобождающие от армии для танцоров труппы. Раньше военный билет выдавали автоматически сразу по окончании хореографического училища, а теперь вот мне приходится хлопотать за моих ребят. Глупо 8 лет обучать артистов балета, тратить немалые государственные деньги, чтобы потом затоптать все эти труды солдатским сапогом. 10 артистов балета призывного возраста никак не повлияют на мощь российской армии.
- Чего сейчас не хватает театру?
– Недостаточное государственное финансирование. В труппе театра много блистательных артистов, которые являются лауреатами многих международных конкурсов балета, которые могли бы выступать и в Мариинском театре, и в Большом. Но у нас квартиры и звания дают певицам телешоу, а первоклассные солисты трудятся по 10 лет, чтобы получить звание, хотя, как я уже говорил, имеют высшие международные награды. Удержать такого уровня артистов – задача непростая, и без активной помощи республики не обойдется. Одно из решений – это выделение служебных квартир и достойная оплата. Не надо забывать, что век артистов балета очень короток, всего 15 лет.
- Каким вы запомнили Рудольфа Нуриева?
– Он был в Казани дважды. Мы окружили его дружеским отношением, так что капризы, проблемы и нарочито скандальный характер, о которых все говорили, не проявились. Мы вместе обедали, ужинали. Он нормальный человек со своеобразным чувством юмора, иногда может вставить крепкое словцо из русского лексикона для остроты, но в этом не было грязи. А когда уезжал, каждому артисту труппы он пожал руку и посмотрел в глаза. Через полгода его не стало, и мы поняли тогда, что так он прощался с миром балета.