В Казани Екатерина II писала письма Вольтеру и дарила золотые табакерки

Желая познакомиться с отдаленными губерниями своего государства, государыня решила совершить путешествие по Волге. Из писем Екатерины II можно извлечь некоторые подробности о пребывании ее в Казани и о произведенном на нее впечатлении городом.

В этот год было сильное половодье и царская галера прошла по Казанке почти к самым стенам Кремля; это было 26-го мая вечером. Встреча устроена весьма торжественная. Императрица, прежде всего, посетила кафедральный собор. От пристани через Тайницкие ворота в крепость дорога устлана была красным сукном. В толпившемся народе благоговение к особе государыни доходило до обожания: некоторые из зрителей намеревались поставить пред ней свечи...

Когда кончился молебен гостья отправилась в назначенный для нее дом купца Дряблова, содержателя суконной фабрики. Дом этот стоял близ Петропавловской церкви — в прошлом году он полностью сгорел при пожаре. Но в те времена государыня обратила внимание на роскошную отделку своего помещения и писала Панину: "Я живу здесь в купеческом каменном доме, девять покоев анфиладою, все шелком обитые, креслы и канапеи вызолоченые, везде трюмо и мраморные столы под ними". А в письме к Олсуфьеву она пишет: "Сей город, бесспорно, первый в России после Москвы, а Тверь - лучший после Петербурга; во всем видно, что Казань столица большого царства. По всей дороге прием мне был весьма ласковый и одинаковый, только здесь еще кажется градусом выше, по причине редкости для них видеть. Однако же с Ярославом, Нижним и Казанью да сбудется французская пословица, что от господского взгляду лошади разжиреют: вы уже узнаете в сенате, что я для сих городов сделала распоряжение".

Позднее Екатерина писала: "В Казани мы могли бы, если бы хотели, танцовать в течение месяца на девятнадцати балах: когда мы увидели это, то потеряли желание возвратиться в столицу и не будь к тому необходимости, не знаем чем бы кончилось дело".

Вообще в Казани Екатерина чувствовала себя в Казани "весьма хорошо, истинно как дома". 28-го мая государыня посетила девичий Богородицкий монастырь; отстояв обедню, она приложила к чудотворной иконе Богоматери небольшую бриллиантовую корону, а другую такую же пожертвовала на местный образ Спасителя. В письме к Н. И. Панину она пишет: "Скажите вашему брату, что я была в здешнем девичьем монастыре, где у ворот встретил меня его дедушка Кудрявцев и так мне обрадовался, что почти говорить не мог; я остановилась и начала с ним говорить; он мне сказывал, что очень слаб и почти слеп, и так как он все подвигался головою, чтобы меня видеть, то и я гораздо к нему подвинулась, чем он казался весьма довольным; он уже ни ходить, ни одеваться не может - его водят". Желая выразить свою благоговейную благодарность за женственно-царскую ласку императрицы, этот старец подарил ей цуг вороных лошадей, а она ему прислала золотую табакерку.

Накануне отъезда Екатерины из Казани, 31-го мая, в загородном губернаторском доме устроено было особое празднество; сюда собрали всех инородцев Казанской и соседних с нею губерний; такая этнографическая выставка очень понравилась государыне, и она весьма милостиво обошлась с инородцами. Екатерина осталась очень довольной приемом казанцев и в знак особенного своего благоволения пожаловала золотую шпагу президенту местного магистрата, купцу Аникееву.

Из письма, отправленного Екатериной II из Казани Вольтеру, видно, что императрица смотрела на Казань, как на азиатский город, и что заведенные казанцами театральные представления в гимназиях она считала одним из средств слить и образовать разноплеменное население. "Я угрожала вам письмом", - пишет Екатерина, - "из какого-нибудь азиатского селения, теперь исполняю свое слово, теперь я в Азии. В здешнем городе находится двадцать различных народов, которые совершенно несходны между собою. Надобно, однако ж, дать им такое платье, которое бы годилось для всех. Можно очень найти общие начала, но подробности... и какие подробности! Это почти то же, что сотворить, устроить, сохранить целый мир!"