Советский журналист после статьи ProKazan раскрыл материал, запрещенный к печати КГБ

Светлана Кулагина работала корреспондентом в Казани в Советское время. В своей работе она посещала места заключения - собирала материал для статьи в газете. Однако работа так и не вышла в печать - КГБ запретило корреспонденту описывать то, что ей довелось увидеть. Сейчас, спустя 40 лет, она решила рассказать о своем опыте. И хотя сама статья не сохранилась, женщина предоставила редакции свои воспоминания.

- Я прочитала статью «Как сидят на зоне бывшие судьи и чиновники из РТ». И решила рассказать о своей работе в местах не столь отдаленных. Да, приходилось бывать в зонах как в Казани, так и особенно - в окрестностях села Высокая Гора. Подчеркну, было это в 70-х годах. Прошло 40 лет – и страна была другая, и вся обстановка тоже.

«Я теперь букашка»

Светлана Кулагина работала корреспондентом в мужской колонии под селом Высокая Гора, сейчас там расположен НИИ сельского хозяйства. Вспоминает, как в сопровождении двух офицеров обходила жилые камеры с затхлым воздухом, маленькими оконцами, стоящими рядами двухэтажными нарами. И общалась со здешними обитателями.

- Я стремилась понять психологию осужденных. Разговор, признаться, сначала не клеился, но потом то один из заключенных «оттаивал», то другой. Но степень разговорчивости моих собеседников, как я поняла, впрямую зависела от срока их заключения: чем ближе было освобождение, тем больше раскрывались уста. «Да, я виноват… Я оступился…», - признавались они. Хотя чувствовалось – разговоры эти их тяготят

Впрочем, были и такие, что просто молча отворачивались. На мои вопросы о дальнейших планах после освобождения у одного из них вырвалось: «Да какие такие планы! Я теперь букашка. Был механиком в гараже, да кто со справкой из колонии меня возьмет. И милиция не поможет, наверное».

Неудобные вопросы

О том, что привело собеседников Светланы на скамью подсудимых, она узнавала потом из томов уголовных дел и из расспросов офицеров. В основном это были кражи.

- Задавала я им и вопрос-табу о фактах мужеложства. Но вот здесь они, на мой взгляд, не были искренни. «Нет-нет, что вы, - уверяли они, - у нас ничего такого нет». Причем, говорили таким тоном, будто спрашивала о чем-то совершенно невозможном. Да и в высокогорской прокуратуре, которая помогла мне попасть в эту колонию, делали непроницаемые лица. Но моя интуиция говорила: что-то тут нечисто.

Дух несвободы, зловоние и туберкулез

Светлана рассказала, как хорошо прочувствовала энергетику тюрьмы - гнетущий дух несвободы. И это чувство было везде: во дворе, где заключенные гуляли, в комнате для свиданий и даже в котле огромной картофелечистки.

- По сей день не могу забыть впечатления от дворика, где заключенные прогуливались. От этого асфальтированного участочка прямо несло отходами человеческой жизнедеятельности. Многочисленные окатывания территории водой из шланга не могли перебить зловония, поскольку осужденные не прекращали своей практики по «озонированию» двориков. Мне казалось это непонятным: люди сами себе портят удовольствие от прогулки. Возможно, они так выражали протест сложившимся обстоятельствам или хотели кому-то что-то доказать. Но в конечном случае сами себе вредили. Не зря же здесь росла кривая по заболеваемости туберкулезом.

«Вы должны воспитывать советских людей»

Свои впечатления Светлана описала в материале. Но начальник колонии предупредил ее меня, что статью обязательно следует показать в Комитете государственной безопасности. Таковы были правила.

- И вот в условленный час я вошла в строгий кабинет Комитета. И увидела мужчину в мрачном черном мундире. То был полковник Герман Клячкин. Через несколько лет я прочитала некролог о его кончине. «Не пугайтесь!» – сказал он мне сразу. А что мне пугаться? На каторге я не жила, в сталинских застенках не гнила, репрессий не знала. Хотя сердце все же сжалось: грозный дух КГБ все же давил на психику.

Строгий собеседник прочитал материал Светланы. И сразу же запретил его публиковать.

- Газеты, утверждал он безапелляционно, должны воспитывать советских людей, призывая их к светлым идеалам. И умалчивать о теневых сторонах нашей жизни. Другое дело – жизнь за рубежом… Тут черных красок можно не жалеть, поняла я из его намеков. Но у меня не было зарубежной информации. И потому я ушла ни с чем.

Воспоминания

После этой встречи Светлана уничтожила свой материал. Все, что она видела, осталось только в ее памяти. А еще следователь Высокогорской прокуратуры подарил ей два мужских платка с рисунками, выполненными рукой заключенного. На них автор изобразил свое представление о свободе – в образе прекрасной женщины.

- Подтвердил это и надписями: одна из них гласила – «вот она, свобода!». А другая – «Теперь ты в силах оценить свободу». Это был своего рода презент Жаконе (видимо, кличка осужденного) от кентов (жаргон – от друзей). И хотя это было довольно давно, 40 лет назад, мне все равно захотелось рассказать обо всем.